{phocagallery view=category|categoryid=3|imageid=1387|detail=3|float=left}
Мы сидим в уютной комнате и листаем альбом, полный фотографий и черно-белых, и цветных. С портрета на стене смотрит на нас молодая женщина с короной из кос на голове. Та самая, которая сейчас сидит рядом со мной, только между той, что на снимке, и сегодняшней — разница в 65 лет. Клавдия Алексеевна удивительно теплый человек. В ней нет, как, к сожалению, часто бывает у старых людей, ни злости, ни недовольства жизнью.
Перебирая фотографии, она неторопливо вспоминает свою жизнь. И эта история осела у меня в душе и требует выхода.
Семья
Давно это было, еще в позапрошлом веке. Безземельные крестьяне послали своих ходоков в Сибирь узнать, правда ли, что там травы до пояса растут и никто не пашет землю и не косят травы. Оказалось, правда. И потянулись безземельцы за Урал с семьями, целыми деревнями. Брали с собой сохи и бороны, коней да зерно для посева. Может быть, были среди этих людей и предки Алексея Могутова.
…После смерти жены у Алексея на руках остались четверо детей, большой дом и многочисленная живность на дворе: коровы, лошади, свиньи, куры. Суровый, по-сибирски крепкий человек оказался беспомощным справиться с таким хозяйством. Надо было искать хозяйку в дом.
Как-то, поехав по делам в город, увидел в доме у знакомых девушку, которая служила у них в няньках. Увидел и запомнил. Несколько раз еще приезжал, не знал, каким образом объясниться с девицей. Надо было что-то говорить, но при встрече словно терял дар речи. Откуда взялась эта зависимость от крот¬кой, с добрыми глазами и тихим голосом няньки? Вот если бы можно было сейчас же, не медля, обнять ее, укутать в шубу и умчать в санях в свою деревенскую избу…
Он решается объясниться с хозяевами. Позже он сам со смехом рассказывал дочерям, как со знакомыми пропили их мать. Хозяйка же, узнав, что Дуню забирают, предлагала денег столько, сколько было потрачено за откупной. Так в остывшем доме появилась хозяйка, двадцатилетняя Дуняша.
Никто и никогда не пожалел о том. Алексей видел, как молодая превращается в рачительную и умелую хозяйку, как приняли ее его дети. Это был подарок, о котором он не смел и мечтать. Алексей же мог делать любую домашнюю работу, все у него выходило отменно.
… Шли годы. В России бушевали войны, революции, а в забытой сибирской деревушке люди жили своими заботами. Нельзя сказать, что их ничего не коснулось. Григория, старшего сына Алексея, рас¬стреляли белогвардейцы.
Но жизнь продолжалась. Семья росла. У Алексея и Евдокии родились дети: Ольга, Лукерья, Анна, Прасковья, Григорий, Александр, Мария. Погодки…
Хлопот прибавилось, но никто не сидел без дела: старшие девочки нянчили малышей, другие помогали отцу и матери. У каждого были свои обязанности, которые исполнялись неукоснительно.
… Январь 1923 года. В большой семье Могутовых вечером каждый занимается своим делом. Алексей подшивает валенки, Евдокия вяжет и прислушивается к себе: вот-вот должна родить. 7 января, в праздник Рождества, рождается девочка, которую назвали Клавдией.
Клавдия
— Когда начинаешь вспоминать, особенно что-то далекое, очень трудно сосредоточиться. Одно воспоминание тащит за собой другое, третье… И получается как спутанные нити в клубке. Потянешь одну, а оказывается – не та.
Из детства помню, что меня все — и родители, и сестры очень любили и, можно сказать, баловали как самую младшенькую. Это не значит, что я ничего не делала. Когда подросла, меня «ставили» на легкую работу: летом – полоть огород, поливать, осенью – в лес за ягодами, грибами, зимой – за прялку. Старшие-то девочки ткали полотно. Потом мы из него шили рубахи, платья. Тятя с братьями сено косили, дрова заготавливали.
А как же? Зимы в Сибири холодные, да еще после январских морозов начинаются бураны. А мы уже запасли всего себе и скоту, зажжем «семилинейку» и слушаем, как за окном метель воет.
Дом наш мне, маленькой, казался огромным. Не было ни прихожих, ни спален, ни светелок. Была одна комната, перегороженная печкой. Весь комнатный «гарнитур» состоял из самодельных лавок, табуреток и большого стола, полатей. Как мы могли размещаться на ночь?! Ну еще подвешивали люльку-колыску, когда рождался младенец. После меня люлька перекочевала на сеновал.
Мама после всех хозяйственных забот садилась рядом со мной с вязанием или шитьем, учила меня. Всему, что умела, научила, спасибо ей.
В тридцатых годах у нас в деревне открылась школа. Из всей семьи только я стала грамотной. К тому времени, как я закончила семилетку, почти все мои сестры разъехались: кто замуж, кто в няньки.
…К 15 годам из угловатого подростка Клава превратилась в очаровательную девушку. На нее уже заглядывались ребята. Еще бы не заглядываться: русые косы ниже пояса, глаза серые в пушистых ресницах, да еще и ямочки на щечках, когда улыбается. А улыбалась она всем, потому что характер был добрый, веселый. Она по-прежнему жила в доме родителей, выбираясь иногда в город к сестрам в гости, ей хотелось там остаться.
Любовь
Через год она перебирается к сестре в город. Можно сказать, Клава не сразу освоилась в новой жизни. Приехала она после своего шестнадцатилетия, зимой 39-го. Привезла деревенских гостинцев: соленых грибов, моченой брусники, меду, орехов.
Семья сестры жила в большом бараке, разделенном на маленькие комнатки, с одной огромной кухней на всех жильцов. Тесно, холодно, шумно. Но кто в молодости обращает внимание на такие мелочи.
Клава старалась помогать сестре. Пока Нюра и ее муж были на работе, готовила обед, присматривала за племяшкой.
К весне ей подарили темно-синее платьице (не новое), с короткими рукавчиками, с кружевной оторочкой по вороту. Это было ее первое нарядное платье. Как же она радовалась подарку! Было не стыдно пойти в кино. Перед сеансом все собирались возле клуба. Клаве казалось, что она теперь совсем городская, и отличалась от них разве что длинными косами, которые по тогдашней моде никак не решалась отрезать.
…Осенью Клава ехала в родную деревню помогать матери с заготовками на зиму. Хозяйство было уже не такое большое, но хлопот хватало. А когда снег ложился, девушка возвращалась в город. Успевала навестить и развезти гостинцы другим сестрам, которые работали у людей в няньках.
Как-то к мужу сестры зашел его двоюродный брат. Молодой человек работал бухгалтером. Эта, можно сказать, случайная встреча и стала началом ее трудовой биографии. И не только… Узнав, что она грамотная, устроил ее ученицей счетовода в учреждение «почтовый ящик», где работал сам.
— Так я встретила свою первую любовь, — продолжает рассказ Клавдия Алексеевна. – Аркадий — как уголек в моем сердце и через столько лет. Он научил меня всему, вместе мы проводили много времени. Отработаем — и потом вместе и в кино, и на курсы, и на рыбалку… Ко мне относился, как к маленькой, хотя старше был всего на три года. Про любовь мы не говорили, но жить друг без друга не могли ни дня. Не знаю, как было бы дальше, но началась война.
Хорошо помню день, когда провожали на войну парней первой очереди призыва. В эту очередь попал и Аркадий. Мы сидели молча и смотрели друг на друга. Что нас ждет впереди, что такое война…
Когда раздалась команда «По вагонам!», Аркадий поцеловал меня в первый раз… и в последний. Больше я его никогда не видела и не слышала о нем. Никогда…
Роман
{phocagallery view=category|categoryid=3|imageid=1388|float=left}
Потянулись вереницей безрадостные дни. Клавдия по-прежнему работала в «почтовом ящике». Только теперь она была совсем другой: коротко остриженные волосы, форма, голов-ной убор, как положе¬но по службе.
Проходил месяц за месяцем. И в эту горькую годину каждой женщине хотелось поселить в душу хоть какую-нибудь светлинку. Тогда и работается легче, и сны хорошие снятся. А тебе всего-то 20… Так прошел год, потом другой.
…Случилось это ранней осенью. День начался, как обычно. Проходя по коридору в кабинет, Клава за¬метила на стене объявление: сегодня в 19.00 в клубе лекция, кино, танцы. Решила сходить. С довоенной поры не была нигде, кроме работы.
После лекции объявили, что кино не привезли, но танцы состоятся. Заиграл гармонист. Девчонки помладше стояли вдоль стен и шепотом обсуждали танцующие пары. Клава обратила внимание на военного, показавшегося ей знакомым. Сама пригласила его на танец. Оказалось, они работают в одном учреждении и иногда встречались, но она не придавала этому значения. Роман, как звали нового знакомого, не отличался ни особой статью, ни мужественной красотой. Но что-то в его облике было надежное, доброе.
Провожая ее до дома, он рас¬сказал, что приехал до войны в Новосибирскую область со Смоленщины. Заприметил Клаву давно, только не решался подойти, очень уж грустная девушка, молчаливая. Потом за этой их первой встречей последовали другие. И однажды он предложил ей быть его женой.
…В 44-м молодая семья переехала в Рославль. Здесь родилась дочь, через три года – сын. Построили дом, растили детей, работали. Их дом был гостеприимным, хозяева хлебосольными. Вечерами собирались друзья, знающие, что таких пельменей и таких пирогов, как готовит Клавдия, нигде больше не отведаешь. Дружно жили, весело отдыхали. Так прошло двадцать счастливых лет.
Что-то не заладилось со здоровьем мужа. Работал Роман Афанасьевич тогда уже начальником спецчасти. Давали ему путевки в санатории, лежал в больнице. Клавдия старалась все свободное время проводить с мужем, пере¬живала, подбадривала. Но чуда не случилось. Роман, добрый и надежный, умер.
Словами не опишешь потрясение молодой еще женщины от потери любимого. Утешением оста¬вались дети да старенькая мама. Правда, дочка уже вышла замуж, а сын и мать жили с нею. Когда женился сын, две женщины остались совсем одни. Родившиеся внуки скрашивали одиночество. Так и жили: радовались успехам детей, баловали внуков. А о себе как-то не думали.
Еще один удар судьба нанесла 11 лет назад. Умер сын. Сказалась травма, полученная в детстве. От¬ношения сына и матери были на зависть всем. Он все время пытался как-то помочь ей устроить личную жизнь, знакомил с мужчинами. Клавдии даже делали предложения, но она только отшучивалась. И вот она потеряла своего мальчика, красивого и талантливого. Он мог, если б не длительное лечение в детстве, стать артистом или художником. Характером он в маму, такой же легкий, добрый… Хорошо рисовал, играл в спектаклях народного театра.
… В наступившей вдруг тишине громко тикает старый будильник. Клавдия Алексеевна задумчиво смотрит в темнеющее окно. Мы с ее дочерью переглядываемся, боясь нарушить тишину. Что проносится перед мысленным взором женщины: засыпанная снегом сибирская деревушка или парень, поцеловавший ее первый раз, а может, ее любимый муж?..
Клавдия Алексеевна никому не рассказывала о своей жизни подробно. Да никто и не интересовался. Кроме, пожалуй, особого отдела.
Мы все живем на свете в первый раз, и никто не может надеяться повторить свои минувшие дни. У каждого из нас только один вариант – без права переделок. Может создаться впечатление, что героиня моего рассказа шла долгой дорогой жизни, не особо напрягаясь.
Да, она никого не спасала на поле боя, не выносила из горящего дома детей, не поставила ни одно¬го трудового рекорда. Ее судьба – судьба тысяч женщин, прозаичная и трогательная, если смотреть через призму времени назад в то далекое и неповторимое уже никогда.
Но ей повезло в главном. По этой долгой дороге она шла и идет за руку с Любовью: к людям, к жизни. В этом, наверное, отличие от всех ее ровесниц. И не стареющая любовь в лице родных с нею до сих пор.
Доброго Вам здоровья, Клавдия Алексеевна, на всю оставшуюся жизнь!
